Пятница, 29.03.2024, 10:48Главная | Регистрация | Вход

Форма входа

Поиск

Календарь

«  Март 2011  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123456
78910111213
14151617181920
21222324252627
28293031

Наш опрос

Какой вид отдыха Вам нравится больше?
Всего ответов: 130

Статистика


Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Главная » 2011 » Март » 13 » Удивление старого кабана
12:17
Удивление старого кабана

Если вам когда-нибудь придется собираться на охоту на кабана, не забудьте захватить с собой прежде всего ружье. Никогда  не надо надеяться, что двустволка ждет вас на :месте, у друзей.

Слов нет, гостеприимство — чудесная вещь. И если вы от­равитесь, скажем, как это было со мной, в леса Абхазии и окажетесь у табаководов и охотников в горах над Ахали-Афони, в Еяении Анухва-армянскоё, я не сомневаюсь, что вы на каждом гагу будете согреты проявлениями сердечного братского радушия.

Но дружба дружбой, а все-таки никогда, повторяю, не за­давайте   взять   с   собой   в поездку собственную двустволку! А кстати, еще прихватите исправный фонарик с запасными ба­шками. Иначе вы рискуете, что вас подкараулит непоправи­ма беда…

Я же был наивен, как наивны бывают, должно быть, немногие начинающие дилетанты.

То, что вы услышите здесь, — все от слова до слова самая неприкрашенная быль. Я помню все подробности, как будто это произошло вчера. Мы решили отправиться вдвоем в горы Абхазии, но ни у ни у моего приятеля Сережи не было своего ружья. К то­ке Сережа вообще первый раз в жизни собрался на охоту и мел о ней еще более детски-невинное представление, чем я. Что же касается меня, то мой покой к этому времени был : :аз навсегда отравлен волнующими впечатлениями от про-

гулки, которую я за несколько лет перед тем совершил в эти горы. С тех пор я не мог равнодушно вспоминать все пережитое там мною…

Можно ли забыть многодневное путешествие в девственном лесу, где не встретишь человеческой души, в рощах, полных таинственных шорохов, шелеста, шепота? С тех пор, ворочаясь дома на постели, я видел перед собой лес, лес, лес… Я помнил, как, не смолкая, надо мною шумели зеленые кроны буков. Они звали меня к себе. И я, закрыв глаза, видел, как вершины буков сомкнулись друг с другом в такой сказочной вышине, что по ночам звезды южных созвездий стаями опускались к ним и, усевшись, как птицы на ветки, качались в тишине…

У меня не выходил из головы наш пир, пир стрелков, когда за полночь сойдясь в кружок вокруг костра, освещенные колеб­лющимися лучами и яркими вспышками огня, охотники жарили шашлык из ляжек только что освежеванной молодой медведицы… Я щурил глаза. Угли, алые, золотые и ослепительно белые, как раскаленное серебро, внезапно становились вишневыми от па­дающих на них прозрачных капель сала. Капли дымились еще на лету. Они трещали, сгорая. Над костром поднимался пьянящий аромат. Затем угли с шуршаньем распадались, и в их недрах ока­зывалась созревшая белая расплавленная серединка. По ней вза­пуски бегали голубоватые язычки пламени. Как жадные гномы, они стремились подпрыгнуть вверх, к укрепленным поперек кост­ра длинным прутьям, на которых подрумянивалось охотничье уго­щенье, нанизанное в строгом порядке, — кусок мяса, ломтик са­ла, колечко луковицы, снова кусочек мяса, сало и лук или чеснок.

Проголодавшиеся охотники, стоя, поворачивали прутья над палящим жаром, не позволяя шашлыку сгореть. И вместе с людьми, с таким же нетерпением ждали ужина пляшущие за их спинами черные великаны. Огромные, косматые, они размахи­вали руками и прыгали по зарослям папоротника, вели безмолв­ный хоровод вокруг костра. В веселом азарте эти призрачные великаны схватывали в свои темные объятия стволы и ветви мощных буков, а те качались и негодующе шептали, вырываясь к свету и теплу костра.

Не сумею передать, как в ту ночь был сочен и вкусен шаш­лык из медведицы. Должно быть, она все лето кормилась слад­кими каштанами. А для нас ее мясо было особенно привлека­тельным, потому что уже не первые сутки мы усталые бродили по скалам и ущельям, подкрепляя, силы только сухим хлебом, ме­дом и чесноком.

После этой заключительной ночи победителей   мы, нагруженные  разрезанной на части добычей, начали спуск — стали возвращаться в селение.

Но  мое воображение с тех пор сделалось ненасытным,  оно требовало  повторения пройденного, повторения охотничьего похода по тропе, ведущей куда-то все дальше и дальше в покрыты!

лесами горы… Недаром местность, расположенная за этими вер­шинами и лесами, носит название, в котором скрыта какая-то тайна.

—  Куда ведет эта тропа? — спросил я спутников.

Они обменялись на своем языке короткими фразами, и в их тоне я услышал немалое затруднение: как лучше перевести?.. Наконец, после раздумья, Седрак — о нем речь еще впереди. — сказал:

—  Если объяснить по-твоему, по-русски, получится, что те места наши люди зовут: «Пойдешь — не вернешься».

— Почему не вернешься?

—  Там люди заблуждаются, потому и не возвращаются. Седрак был не совсем в ладах с русским языком.

—   А, может быть, там так хорошо, что не захочешь возвра­щаться?.. Наверное, еще лучше, чем здесь, — мечтательно по­смотрел я тогда вдаль.

—   Может и так, — уклончиво согласился Седрак, а глаза его, помню, потеплели.

Как передать всю красоту тамошнего леса и гор? Они зеле­ными волнами поднимаются все дальше и выше, образуя широ­кую лестницу, идущую прямо в голубое небо. И где-то там, наверху, уже намного выше утреннего солнца, сверкают вечные снега, окруженные стелящимися у их подножья облаками. Как будто зеленое море выплеснуло на утесы в последнем порыве волну, покрытую белой пеной, и она там мгновенно замерзла, на­казанная за дерзость…

Теперь, через несколько лет, я снова вышел с поезда на бере­гу Черного моря в Ахали-Афони, но уже вдвоем с Сережей. По­вторяю, надо честно сказать: мы разбирались в охотничьей прак­тике кавказских горцев лишь немножко больше, чем вечно нежащиеся здесь на жарком солнце сонные буйволы разбираются в катанье на коньках…

Вот это, очевидно, и толкнуло нас на необдуманный поступок: к моим новым друзьям в Анухва мы отправились налегке, без всякого снаряжения.

Мы несли в подарок только немного пороха, дробь и жаканы, Чтобы чем-нибудь отплатить за гостеприимство, которому, как я уже знал, не будет границ.

Поезд оставил нас в Ахали-Афони вечером и умчался, словно ящерица по горячему подоконнику, по над желтой каймой пляжей, омываемых морем.

На другой день с утра мы начали подъем по древним горным дорогам и вошли в благодатную тень лесов, где даже в жару веет прохладой и дышится легко.

Ничто не омрачало предвкушения предстоящих охотничьих радостей.

И, действительно, когда мы, не торопясь, добрались во второй половине дня до Анухва, то лучшего приема, чем тот, какой нам оказали горны, нельзя было желать. По славному обычаю предков эти простые люди от чистого сердца щедро дарили нас лаской.

Но одного у них в тот день не оказалось в избытке — это охотничьих ружей. Дело в том, что перед тем жители этого гор­ного селения завязли в накопившихся спорах с охотничьей ин­спекцией. Началось с того, что они не уплатили каких-то обяза­тельных сборов. К тому же отказывались регистрировать оружие. Нарушили еще какие-то правила и настаивали на своих древних «диких» правах в сроках охоты… И вот однажды у них были отобраны под расписки ружья, с приглашением каждому охотни­ку спуститься с гор и побывать в Сухуми, если хочешь получить ружье обратно. Надо сказать, что охотники были этим не на шут­ку рассержены, но больше из упрямства. С глазу на глаз со мной они признавали, что охот инспекция в общем права.

Но подоспела горячая пора сборки табачного листа, «то да се», — словом, времени в обрез. Охота и ружья подождут. Вот тут и приехали некстати мы…

С трудом удалось моим друзьям собрать для нас через даль­них друзей две сильно поношенные двустволки и одну заржаве­лую, давно заброшенную берданку. У нее к тому же заедал за­твор. По неизвестным причинам он вдруг наглухо и надолго «от­казывал», пока по какому-то капризу, так же неожиданно не на­чинал на время действовать исправно.

Мы разыграли эти три ружья по жребию. Сергею досталась берданка. В этом, несомненно, сказалось разумное вмешательство самой судьбы: ведь он был вполне не­смышленым новичком. «Такому хорошее ружье,— сказали мои друзья, — вообще ни к чему. Он его только оскорбит неосторож­ным обращением».

Двустволки достались мне и нашему проводнику и охотничье­му наставнику Седраку — неутомимому энтузиасту в путешествиях по горам за медведями и кабанами, лесному бродяге по призванию, человеку, полному предприимчивой энергии, в лесу остроумному и довольно беззаботному, а дома постоянно пере­груженному досадными семейно-бытовыми хлопотами,  от  ко­торых он и предпочитал скрываться в горах, с ружьем за пле­чами…

После двух дней сборов и томительного ожидания мы двину­лись втроем в горы. Нам предстоял многодневный охотничий поиск.

Не буду описывать дорогу, ведущую вверх из селения на ближний перевал. Перед отправлением мы смотрели на нее из окна оба дня с нежностью, не отрываясь. Она манила и звала… Теперь, боясь поскользнуться, мы шагали по ней мелкими шажками, будто ноги у нас были связаны. Или, набравшись отчаянном смелости, прыгали с камня на камень, как джейраны. И, казалось и, не будет конца этому скользкому убийственному нагромождению скалистых уступов, торчащих каменных ребер и качающихся по I ногами гладких валунов, готовых в любое мгновенье предательски сорваться и покатиться с грохотом вниз… Но другого пути не бы­ло, и эта, похожая на дно высохшего водопада, дорога, вытоп­танная в скалах ногами людей и вымытая ливнями, несущими сверху песок и камни, наперекор всему упрямо вползала по склону.

А море, спокойное голубое море, слева, там далеко внизу, за десять с лишним километров от нас, отступает все дальше. И дальний край его с каждым нашим шагом тоже поднимается вы­ше и выше в небо. У берегов гладь воды, в кружеве прибоя, ста­новится голубее и ярче, а в стеклянной дали, у горизонта, выцве­тает и сверкает на солнце миллионами маленьких зеркал. И вот, уже в далекой вышине, море, зыбкое, как воздух, открытое розовым ветрам, только едва угадывается. Граница его дрожит, едва видная под белой пеной облаков, уснувших в знойном мареве.

Не буду рассказывать о встречах и приключениях, происшед­ших за несколько дней, пока мы бродили по горам.

Частенько мы натыкались на вырытые в лесу кабанами и мед­ведями ямки-«копанки». В них после дождя звери пью г воду и купаются, а в сухую погоду вываливаются в пыли, воюя с одоле­вающими их насекомыми.

Не стану вас утомлять описанием различных любопытных способов охоты, о которых по пути нам рассказывал неутомимый Седрак.

Этих способов почти столько же, сколько существует у мест­ных охотников приемов для разведения костра. Зажечь костер, чтобы он грел, сушил и кормил вас всю ночь, — это немалое искусство. Тут все надо учесть, все предусмотреть: и время года, и погоду, и рельеф места, и направление и силу ветра, и число путников, и должен ли костер не только греть, но и отгонять ко­маров, будут ли охотники кипятить чай или печь картошку, жа­рт i. шашлык, или снимать и сушить одежду, долго ли будут они спать у костра… и т. д. Всех правил для костра в дни похода мы насчитали ровно 33. А что касается способов охоты, то узнали и о таких, что не приходилось читать ни в каких книгах…

Но, увы, ни кабанов, ни медведей нам все еще не удавалось встретить. И не на ком нам было применить наши теоретические познания.

Из нас пили кровь комары.

Дико мучила нас жажда.

Порой мы валились от усталости.

Когда спускался вечерний сумрак, нас преследовали крики огромного филина, полные горького одиночества и тоски:

- Ух-ух!…Ух-ух!…

Устраивая по ночам безумный переполох в вершинах буковых деревьев, пищали мелкие кавказские белки. И мы слышали хруст  их костей на чьих-то зубах, должно быть, это охотились куницы.

Днем вдалеке на скалах мы видели серн.

Чем дальше мы поднимались, тем сильнее хотелось пить.

Далеко внизу на дне ущелья шумела река. Но надо было по­тратить чуть ли не целый день с утра до вечера только затем, чтобы спуститься по обрывам к воде и вновь подняться сюда, где мы бродили днем и отдыхали, а по ночам устраивали засады на

звериных тропах.

И чтобы хоть немного утолить мучительную жажду, мы поль­зовались старинными охотничьими «колодцами», выдолбленными’ в деревьях.

Эти колодцы ждали нас неизменно в самых сухих местах, на каменистых хребтах, полные прохладной воды. Чтобы до нее до­браться, нужна была только маленькая кружка или еще лучше трубочка для всасывания воды. Мы сделали каждый себе по такой трубочке из кустарника, ветви которого, как у нашей север­ной бузины, содержат внутри рыхлую мякоть, и ее легко выдавить с помощью гладко оструганного прутика.

А Седрак научил нас находить охотничьи колодцы по знакам

на деревьях.

Устроен такой колодец просто и остроумно. Для него выби­рается могучий бук с широкой кроной. Здесь нет в них недостат­ка,— тысячи буков стоят по склонам, как войско, в три-четыре обхвата каждый. В коре великана вырезаются под наклоном две канавки. Они, словно галстук, опоясывают ствол. А у основания мощного корня, обычно с северной стороны, там, где меньше сол­нечного тепла, в дереве вырубается довольно глубокое хранили­ще для воды.

Откуда берется вода? От дождей! Дождевые капли, стекаю­щие по ветвям и стволу дерева, неминуемо сбегают ручейками по этому галстуку и скопляются в конце концов в колодце. Его ем­кость бывает от пол-литра до двух.

И на открытой, издалека бросающейся в глаза стороне ство­ла этого дерева, на высоте человеческого роста, вырезается услов­ленный знак, напоминающий наконечник стрелы, обращенный острием вниз. Чтобы этот знак было видно еще лучше, кустарник возле него вырубают. И вокруг, в лесу, на многих деревьях, мет­ров за двести-триста и дальше, вы натолкнетесь на такие же зна­ки, но указывающие по горизонтали, как летящие стрелы, направ­ление к колодцу.

Сколько раз, доходя от жажды до изнеможения и теряя вся кую надежду скоро утолить ее, мы еще издали различали на деревьях спасительные знаки и кричали друг другу: Стрелы!.. Стрелы!…

Мы благословляли охотника, подумавшего о тех, кто придет сюда!

Он не пожалел времени и сил, сделал аккуратную лесную долбенку для своих сыновей, внуков и их друзей. Его, может быть, уже нет в  живых, но выпущенные им стрелы указываю путникам в палящий зной дорогу к воде.

У одной из вертикально падающих стрел Седрак нашел зако­рючку-подпись своего отца.

Мы предложили остаться там на ночлег. Неудержимо рвавшийся каждый день все дальше в горы, Седрак на этот раз был сговорчивее.

-Если вы линяетесь идти дальше, будем курортовать здесь, — заключил он.

В ту ночь со мной случилось неожиданное маленькое проис­шествие. Оно напомнило нам, что в лесу недостаточно получить хорошие охотничьи инструкции, — то и дело надо еще соображать самому.

Мы захватили из Москвы один фонарик на двоих. В ту ночь его взял с собою Сережа, ушедший со своей берданкой в засаду к находившемуся неподалеку выходу из ущелья. А я остался у колодца. Шагах в десяти от меня вилась среди папоротника про­топтанная кабанами дорожка. Я надеялся, что кабаны снова появятся на ней. К тому же закорючка — подпись охотника,— как я в тайне надеялся, говорила, что колодец выдолблен на месте, где его посетило охотничье счастье.

Все шло, как обычно. Ночь опустилась на горы темная, хоть глаз выколи. И сразу после захода солнца лес ожил. Надо мной в ветвях завозились белки. Над ущельями за несколько километров долетели надрыв­ные крики филина.

Я прислушивался к шорохам в гуще папоротника. Мне все время казалось, что слышу шаги. Но, взяв себя в руки и хлад­нокровно разобравшись в шумах, я обнаружил, что это не что иное, как раздающееся у меня в ушах эхо от ударов собственного сердца… Что и говорить, стало быть мое хладнокровие в эти ми­нуты было весьма относительным.

Наконец взошла луна. Ветра не было, и ни одна капля дождя не падала с неба, но я увидел, как колеблются перья папоротника. Они покачивались и дрожали. Они жили какой-то странной жизнью, таинственной, как наваждение. Может быть, сегодня, как в сказочную Иванову ночь, из земли внезапно поднимется на высоком стебле и засияет нестерпимо ярким алым пламенем и шток папоротника? С трудом возвращая себя к действительности, я не сразу понял, что листья папоротника движутся потому, что от засухи шевелится у них в корнях земля. Она, ссыхалась, покрывается трещинами, и это ее шепот вливается в ночной гул леса.

Боясь упустить приближение зверя, я ждал его едва дыша. Но никто ко мне не шел.

Губы мои пересохли. Я достал с груди заготовленную трубочку и, приложил ее конец к губам, опустил другой в колодец. Втянув, сделал глоточек. Но затем трубка почему-то перестала действовать. Я поболтал трубочкой в колодце, проверяя, не исчезла ли из него вода? Нет, ее было еще много. Облизав губы, я начинал все сначала, втягивал через трубочку воздух, но дальше од­ного глоточка воды дело не шло. Через полчаса, несмотря на жажду, я бросил бесполезное это занятие, так как своей затя­нувшейся возней мог насторожить зверей в лесу.

А когда утром заглянул в колодец, обнаружил в нем лягушку. Наслаждаясь прохладой, она дремала, пошевеливая лапками. Не­сомненно, она была у себя дома. Должно быть, я доставил ей ночью немало беспокойства. Едва ли она страдала плевритом и, надо думать, не нуждалась, чтобы ей ставили на спину банки… Вот что наделала моя беспечность, попытка обойтись ночью в лесу без фонарика!

Но это было только прелюдией к тому, что случилось на сле­дующую ночь…

Днем мы поднялись на вершину ближней горы и перед зака­том солнца разошлись на заранее выбранные сторожевые посты. Седрак спустился по гребню метров за пятьсот влево от меня к звериным лазам у зарослей колючего кустарника. Сережа ушел вправо и уселся прямо на кабаньей тропе. Я занял позицию в центре. Утром, когда звери перестают бродить по лесу, Седрак и Сергей должны будут прийти ко мне и позавтракать у костра остатками консервов и хлеба, если не повезет «сделать мясо», как говорят местные охотники.

И эта ночь началась так же, как и накануне. Вслушиваясь в шумы, я снова не мог унять свое сердце, и в моих ушах грохотало эхо от его ударов, мешая понять, что проис­ходит вокруг. Я приказывал сердцу утихнуть, но оно в восторге от пробуждения жизни в лесу и начинающегося движения выхо­дило из повиновения и торопилось откликнуться на все шорохи и голоса, которые неслись нестройным хором.

Яростно пищали и возились наверху белки.

Одна, особенно озорная, сорвалась с дерева и, продолжая в азарте ругаться, упала прямо мне на плечи. Почувствовав под всеми четырьмя лапами что-то живое, она обмерла.

Через несколько секунд, придя кое-как в себя, белка с кри­ком ужаса ринулась прочь в темноту.

Я по-прежнему не шевелился, сдерживая дыхание.

В кромешной тьме струилось сквозь листву слабое сияние звезд. Других источников света не было.

Белый марлевый бинт, которым я по совету Седрака обмотал на ночь концы ружейных стволов, потонул во мраке и начинал угадываться только тогда, когда я принимался помахивать ружьем из стороны в сторону.

Луна еще не всходила.

Я долго ждал филина. Все-таки чувствуешь себя не совсем одиноким, слушая его истошные крики.

Вдруг прокатился грохот выстрела.

Несомненно, стрелял Сергей. Наконец-то!

Это был  первый наш выстрел за несколько дней.

Охотничья радость выпала на долю самого неопытного из нас — это тем более великолепно!

У  местных  охотников  бытует  поговорка:  «Стрелять — это охотничье счастье. А убить — только удача».

Стрелять на охоте в горах — значит выследить зверя, встре­титься с ним лицом к лицу, пережить минуты неповторимого, сладкого волнения, минуты вдохновенного напряжения всех сил твоего сердца, завещанные нам из глубины веков далекими пред­ками охотниками. Стрелять ‘по крупному зверю — это значит в одно неповторимое мгновенье слить все надежды и радость борьбы и всю волю к победе.

Огонь выстрела на такой охоте — это гордый огонь следопыта и испытание мастера, испытание его мужества и уменья.

Есть великая притягивающая сила уже в самом этом испыта­нии… Я обрадовался за Сережу и стал прислушиваться, что бу­дет дальше.

А дальше наступила тишина. Полная тишина. Ни звука не было слышно с тропы, где стрелял Сергей. Ранил ли он зверя?.. Убил ли?.. Почему молчит? Легко ранен­ный зверь непременно кинется бежать, и я его, конечно, услышу: все это происходит не так далеко от меня. Но что же там случилось?

Если зверь ранен тяжело, он обязательно глубоко вздохнет, застонет и тоже бросится на первых порах либо в сторону, либо на обидчика—так учил нас Седрак. Но там, на месте состояв­шейся встречи Сергея со зверем, не слышно ничего: ни броска, ни стонов, ни крика, никаких признаков борьбы.

Не слышно и клича победы. Тишина становилась гнетущей… Как будто оба, и зверь и охотник, разом тихо умерли от одного выстрела…

Может быть, выстрел был простой случайностью?..

«Сидит теперь Сергей в папоротниках и клянет себя за то, что по пустякам распугал зверей»,— так успокаивал я себя.

Но тут же зашевелились волосы от мысли:

«А что если несчастный случай?.. И первый выстрел Сережи стал для него последним?»

Я привстал. Надо бежать на помощь. Путь во тьме по скалам и буеракам мне предстоял нелегкий — ведь фонарик и в эту ночь был в руках у Сергея.

Пока я перевел предохранитель и готовился вскинуть двустволку на ремне за плечо, меня остановили удивительные звуки, разорвавшие тишину.

Оттуда, от Сергея, дало стрекоча в мою сторону что-то живое и с громким уханьем понеслось мимо вниз по склону, ломая ветки, прорываясь сквозь кустарник…

Я приготовился стрелять.

Полное смятения уханье оглашало лес и горы. Зверь задыхался и вскрикивал  истошным голосом от безумного ужаса и, может быть, от боли . Ухал, не переставая, хриплым басом :

— Ух-х!.. Ух-х!.. Ух-х!..

И ломился вскачь, не разбирая дороги, вниз с горы. Под его ногами трещали сучья, гудели покатившиеся камни.

Стрелять было бесполезно, он промчался во мраке слишком далеко от меня.

Но еще долго из ущелья доносились его удаляющиеся крики, и их повторяло эхо в горах.

Потом я увидел вдалеке на стволах буков, над местом засады Сережи, мерцание колеблющихся отсветов от вспыхнувшего фо­нарика и услышал свист — два протяжных свистка. Это Сергей предупреждал: «Иду к тебе». Я ответил тремя свистками, что оз­начало: «Иди. Стрелять не буду».

Охотники в лесу избегают крика и даже негромкого разговора. Человеческий голос отпугивает зверя еще решительнее, чем запах человека. А ночью голос слышен особенно далеко, тем более в горах. Но осторожный, нерезкий свист мало смущает кабанов и медведей. Они, должно быть, принимают его за голос одного из неопасных для них обитателей гор. Мы старались свистеть воз­можно мягче, подражая воображаемой птице. И у нас была выра­ботана несложная система заученных комбинаций свиста, чтобы обменяться друг с другом несколькими необходимыми фразами.

Конечно, время, которое потратил Сережа на переход ко мне, огибая во мраке деревья и камни, продираясь среди кустарника и зарослей папоротника, показалось мне непомерно долгим. Я хо­тел поскорее узнать обо всем, что произошло. А он все шел и шел. И как будто не торопился. Сверкающий глазок фонарика в его руке то ярко вспыхивал, то пропадал, проваливаясь куда-то.

Зыбкие, приплясывающие лучи света, словно слабые зарницы, пролетающие по ветвям и стволам, и качающиеся в такт им тени создавали впечатление, будто там сами буки, вскинув руки друг другу на плечи, молча и бесшумно танцуют среди скал причудли­вый воинственный танец.

Наконец, Сергей вынырнул из мрака рядом со мной. Мы усе­лись на землю, и он, еще не отдышавшись, сдерживая лихорадоч­ную дрожь, стал рассказывать:

— Его шаги я расслышал издалека. Он шел прямо на меня, останавливался, очевидно, прислушивался, потом двигался снова… Он был все ближе и ближе…

—   Кто он?

—   Я почем знаю!

—   Так, может быть, не он, а она?

—   Кто она?

—   Медведица…

—   Может быть.

—   Или… горная коза?..

Моя жалкая попытка шуткой внести разнообразие в душевн06 состояние приятеля не удалась. Он продолжал говорить о пережитом, как одержимым. Ему было не до шуток:

— Еще засветло я положил ружье на развилку ветки. Напра­вил дуло прямо на тропу… Когда зверь подойдет шагов на десять от меня, оставалось только стрелять… Но я решил выдержать ха­рактер. Расстояние между нами сократилось до восьми шагов… до шести… а он все шел… и вдруг остановился и застыл… Тут я не выдержал и выстрелил…

Сергей замолчал, чтобы перевести дыхание. После паузы пере­шел на испуганный шепот:

— Сижу, не дышу, как каменный. И он застыл… Не шелохнет­ся… И молчит… Мне кажется, я даже слышал удары его сердца. Или то моя собственная кровь хлопала в ушах, как гром, не знаю… Я не мог ни остановить этот шум в ушах, ни перестать его слышать… А зверь не выпускает из груди ни стона, ни вздоха, стало быть, он вовсе не ранен или ранен очень легко! И раз о«не уходит, значит готовится прыгнуть на меня! Выбирает мгновенье, а. чтобы нацелиться повернее, определяет, где у меня вырывается чуть слышное сдавленное дыхание…

Сергей глотнул воздуху и заговорил лихорадочно, торо­пясь:

— Время мучительно тянется, а он все стоит во мраке непод­вижно и не дыша… Я решил выстрелить во второй раз. Запасной жакан приготовлен у меня в карманчике на груди, под рукой. Стал перезаряжать, а берданка заела. Не поддается — и все тут! Ни туда не сюда… Ну, конечно, зверь слышит, как я копаюсь.
Удивляюсь, — почему он в это мгновенье не бросился на меня?
Но тут мне все стало вдруг безразлично. И даже страх прошел. Все равно ведь конец! Ясно, что меня ждет… Защититься мне нечем. И деваться некуда. Тогда мне очень захотелось перед
смертью взглянуть: от кого же приходится погибать? Я вспомнил о фонарике, достал его, зажег и направил луч перед собой.

— Ну?.. И кто же это был?

— Так и не знаю… Я увидел только поворачивающуюся спину и две волосатые ягодицы… Он понесся прочь… и заревел.. Заревел

от испуга?.. Да?..

Сергей все еще не мог поверить сам себе. И как будто еще и еще раз мысленно проверяя, как это все было, и желая окончательно увериться, что он жив, что это не сон, он снова и снова принимался рассказывать сначала…

Утром, когда стало светать, к нам пришел Седрак, и я предоставил Сереже снова испытать заслуженное удовольствие, рассказать в четвертый или пятый раз со всеми подробностями о своем приключении.

Делал это Сергей с увлечением, и я заметил, что интересных деталей в его рассказе становилось с каждым разом все больше и больше. В первый раз он говорил довольно односложно, парализованный происшедшим, а теперь из кладовой своей памяти он заново вытаскивал на свет огромные ягодицы зверя и уже утверждал, что они были рыжеватыми. Он описывал густую черную шерсть на спине зверя, как будто сейчас только ее увидел перед собой, вернее она только сейчас дошла до его сознания…

Любопытно, что Сергей, всегда очень молчаливый, я бы даже сказал, скучноватый человек — из него бывало клещами не .выта­щишь связный рассказ о чем-нибудь длиннее двух-трех фраз внезапно обрел дар выразительной речи и стал неприятно, до на­зойливости говорлив. Он просто не мог остановиться.

«Словно пьяный!» — пришло мне в голову сравнение.

Пьяный от пережитого испуга и от бурных чувств, поднявших­ся при возвращении к жизни!

Это счастливое состояние. Оно хоть кого сделает молодым и красноречивым.

Но все же я не советую ради этого рисковать.

Отправляясь на охоту на медведей и кабанов, не поленитесь захватить с собой исправную двустволку и фонарик с запасными батарейками.

Когда совсем рассвело, Седрак по следам на земле быстро определил, что свидание у Сергея состоялось с матерым кабаном не меньше шестнадцати пудов весом. Там, где он промчался, остались на земле ямки, как от копыт быка.

Мы с Сергеем готовили завтрак, пустив в ход остатки бульон­ных кубиков, и разделили по-братски на троих последнюю головку чеснока, а Седрак еще долго безуспешно ходил по следу и спу­скался далеко в ущелье, надеясь на шашлык. «Может быть, кабан, не пережил испуга и где-нибудь там в скалах лежит с разрывом сердца?.. Это с ними бывает», — уверял охотник.

— Все знает старый кабан… Человека знает. Охотника зна­ет, —- объяснял Седрак. — И в морду ему, быть может, неудач­но уже стреляли… А вот такого-зверя в лесу, чтобы у него глаз, как луна, вокруг все освещал, такого дядю в лесу никогда еще кабан не встречал! Как же кабану не удивиться?.. Это, должно, быть, страшный зверь! Страшнее берданки. Вот и ушло сердце кабана в пятки.

материал с сайта http://oxot1.info/2010/04/16/%d1%83%d0%b4%d0%b8%d0%b2%d0%bb%d0%b5%d0%bd%d0%b8%d0%b5-%d1%81%d1%82%d0%b0%d1%80%d0%be%d0%b3%d0%be-%d0%ba%d0%b0%d0%b1%d0%b0%d0%bd%d0%b0/

Просмотров: 865 | Добавил: оберст | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]
Copyright MyCorp © 2024 |